ПЕРЕСТУПИТЬ ГРАНИЦУ
"А противоречие исчезает, если дозволено будет
переступить границу"
(Аристотель по поводу парадокса Зенона "Ахиллес")
1
Понимание того, насколько же в действительности скверно положение нашей страны, в принципе доступно каждому. Чтобы войти в курс дела, не нужно иметь семь пядей во лбу или потратить много времени на изучение материала. Достаточно просто сосредоточиться на одном из тех тысяч мелких неприятных вопросов, в которые мы утыкаемся на каждом шагу - будь то проблема состояния водопроводных сетей в провинции, подготовки пилотов гражданской авиации или подросткового алкоголизма. Сосредоточиться, чтобы увидеть, как эти вопросы тянутся и цепляются друг за друга, образуя нависшую над нами беспросветную массу, готовую в любой момент обрушиться каменным дождём, - и тогда останется только вспомнить о чём-то более серьёзном или глобальном, таком, как стремительное вымирание русского населения или дополнение старой угрозы с запада новой угрозой с востока. Тут не нужно будет ни анализировать, ни обобщать - картина сама обрисуется в сознании во всей своей неприглядной выразительности.
Однако если такое понимание столь легко достижимо, то оно, казалось бы, должно иметь некоторые важные последствия, которые совершенно не наблюдаются. Трудно априори представить, что в такой стране, как Россия, дело может ограничиться глухим обывательским раздражением, выражающимся в призыве "валить отсюда побыстрее". Если то, насколько все плохо, понимают, условно говоря, все, то должны были бы найтись хотя бы некоторые, что и действительно пошли бы дальше, к анализу и обобщениям, и в конечном счете добрались бы до определения как минимум общего направления тех действий, которые необходимы для изменения положения к лучшему.
Между тем ощущение безысходности, побуждающее многих, и вправду, начинать "валить", определяется, пожалуй, именно тем обстоятельством, что никакой четкой и осмысленной альтернативы постепенному сползанию в бездну, которому все мы, остающиеся здесь, подвержены, - никакой альтернативы до сих пор предложено не было. Казенному оптимизму, инспирируемому извлекающими выгоду из ситуации и контролирующими административный аппарат корыстными негодяями, противостоит вялый плюрализм мнений и представлений столь узких, замкнутых на произвольно избранном случайном содержании и заведомо отрезающих для самих себя возможноость прорыва в стихию настоящего действия, что никаких упований с ними связывать, разумеется, не приходится.
Ведь сколь долго и упорно ни произносились бы слова о необходимости изменить финансовую политику правительства, ограничить приток мигрантов или освободить малый бизнес от бюрократических преград, блокирующих его развитие (итд итп), или даже обеспечить контроль общества над властью (какая свежая идея!), трудно себе представить, каким образом провозглашение всех этих бесконечно многих "правильных" вещей может хоть сколь-либо повлиять на ситуацию в целом. При всем глубочайшем уважении, которое мы вынуждены питать в отношении бесстрашной искренности людей, всерьёз выдвигающих свои беспомощные и химерические принципы, очень легко все же осознать: масштаб и универсальность переживаемого обществом кризиса таковы, что реальной действенностью может обладать лишь понимание, восходящее к общему корню всех частных проблем и в нем обнаруживающее возможность радикального исцеляющего организм в целом изменения, - и именно с этим сейчас наблюдаются серьёзные трудности.
Надо, впрочем, признать, что дело у нас, как и везде в подобных случаях, не обходится и без тех, кому заранее известно универсальное решение, пригодное в любых ситуациях. Последовательно выступая за все хорошее и против всего плохого, они указуют причину всех бед в злокозненности конкретных лиц или кланов, находящихся у власти, и, апеллируя к народу (как правило, одноразовому), поддержкой которого они также уже заранее располагают, выражают героическую готовность занять место этих лиц. И мгновенно поставить всю страну с головы на ноги простым фактом своего появления на руководящем посту. Тут приходится лишь удивляться тому, что подобная благодетельная метаморфоза до сих пор не осуществилась и что несокрушимой мощи поддерживающей всё хорошее воли народных масс умудряется неведомым путем противостоять какая-то странная дьявольская сила. И возникает также парадоксальная мысль о том, что "хорошего", возможно, иногда всё же бывает слишком много.
Вообще же прежде всего очень характерно то, что, действительно, даже те, кто самым решительным и резким образом отмежевывается от существующей системы власти, публично проклиная антинародный или антинациональный "режим", все свои конкретные идеи практически всегда формулируют все же именно в виде благих пожеланий, адресованных этой самой власти. Пожеланий, которые она, в силу вменяемой ей порочности, конечно, выполнять не станет, но которые, повиснув, очевидно, над нею в виде своеобразного дамоклова меча, должны в один прекрасный день вдруг привести к её полному благому преображению - надо полагать, в результате внезапно сделавшихся "свободными и честными" выборов. Власть, таким образом, предстаёт как некоторая таинственная, не поддающаяся никакому анализу сущность, которая, однако, благодаря удачно в нужный момент произнесённому заклинанию может превратиться в послушное и универсальное орудие, готовое осуществить любые желания и мечты угадавшего волшебное слово счастливчика.
Между тем ведь сам тот факт, что в течение целых десятилетий ни благие пожелания, ни страшные проклятия, ни невнятные заклинания не смогли сколь-либо заметно "режим" поколебать, - сам этот факт мог бы заставить нас всех понять, что если власть все это время покровительствует крадущим миллиарды ворам, этническим преступным кланам или разрушающим отечественное производство, образование и науку идиотам, то это не какое-то недоразумение, не результат случайного проникновения "наверх" каких-то не тех людей. Что по меньшей мере глупо ожидать, когда же недоразумение само собой разрешится и кошмар рассеется, как дым. Что таинственная сущность, скрывающаяся за видимой всем системой власти и обусловливающая её природу, не может быть чем-то иным, нежели самой всеобъемлющей реальностью общественной жизни со сложившимся в ней балансом сил и интересов. Исторической реальностью, не изменяемой никакими выборами или майданными стосунками[1]. И что, наконец, если мы все же рассчитываем именно её, эту проглатывающую и нас самих тотальность как-то трансформировать при посредстве своих ИДЕЙ, то мы должны прежде всего увидеть и понять НЕОБХОДИМОСТЬ порождения, в частности, травмирующей наше восприятие уродливой системы господства, и проследить эту необходимость до того пункта, где она перейдёт в СВОБОДУ нашего ДЕЙСТВИЯ, открывающего новый цикл такого всеобщего развития. Обнаружить в промежутке между формальным "волеизъявлением народа", якобы формирующим власть, и её реальной непостижимой отчужденностью ничто иное, как саму жизнь, ощутить её настоящую тяжесть, проникающую, наконец, в сферу невесомых абстракций и заставляющую нашу мысль по-настоящему работать, - вот что должно стать предпосылкой нашей дальнейшей активности.
И, собственно говоря, достаточно ведь просто признать, что существует вообще бытие, некоторая реальность, не сводимая заведомо к предлагаемым идеологами плоским рассудочным альтернативам, но обладающая собственной логикой и осмысленностью, - и тогда любой распад и деградация в самом деле всегда будут объясняться действием именно этой присущей ей необходимости, которая тянет вниз, понижая энергию и увеличивая энтропию. А вот обратного можно будет ожидать только в том случае, если эта, действительная и объективная, отчужденная логика становится все же мыслимой, а мысль благодаря тому приобретает способность, двигаясь навстречу, переступить порог действительности и на лету перехватить движение, превращающееся из нисходящего в восходящее.
Вот почему главная отвественность за состояние дел в государстве всегда лежит на мыслящей элите, рассматриваемой, конечно, не формально - подлинной элите. В ситуации же, подобной нашей, приходится скорее констатировать отсутствие последней как таковой, и остается лишь говорить о тех, кто может и постольку должен её сформировать. Должен потому, что, как бы то ни было, слишком очевидным образом сейчас обескураживающий паралич элиты номинальной предстаёт как уже непосредственная причина задержки разрешения глобального кризиса нашего общества. И даже если не рассматривать аналогичное явление как первоисточник всех вообще бедствий, последовательно охватывавших страну в последние полвека, все равно не мешало бы, конечно, попытаться разобраться с тем, как и почему мы до такой жизни дошли.
2
Только вот для психоаналитических штудий, связанных с погружением в глубины коллективного бессознательного, тут вряд ли останется место. Прежде всего потому, что, как уже сказано, отсутствует сам субъект исследования. Ибо ни "интеллигенция", прости господи, ни "экспертное сообщество", ни какая-либо ещё заданная привычными терминами общественная группа на интересующую нас роль претендовать не сможет. И, в общем-то, очень легко понять, почему в таких сообществах нашлось, скажем, достаточное количество людей, либо просто самым вульгарным образом купленных на корню за умеренную цену, либо уже самостоятельно "купившихся", прельстившихся зрелищем каких-нибудь ядовитых побегов злокачественного "процветания", вызванного золотым дождём прошедшего десятилетия. Никакой психологической глубины тут нет, и все эти просвещенные массы мы можем смело оставить в стороне в качестве относительно безобидного элемента окружающего нас мрачного пейзажа.
Что же касается исследования господствующего типа мышления и объективных предпосылок его формирования, то это было бы делом, конечно, значительно более плодотворным. Только вот и здесь встаёт вопрос о субъекте соответствующего осмысления: чтобы принять в нём участие, пусть и пассивное, не мешало бы УЖЕ подняться наследующую ступень, начать всё же мыслить по-новому. Да и в любом случае ясно, что результатом здесь может быть всего лишь некоторая абстрактная конструкция, сама по себе никакую задачу не решающая.
Но даже если объединить то и другое, попробовать зайти одновременно изнутри и снаружи, то, пожалуй, при известной последовательности мы могли бы дойти и до самого важного и, может быть, единственно важного вопроса: "во что следует верить?". Если наши благие устремления упираются в неспособность оперировать определениями объективной действительности, а мышление застревает в абстракциях также и из-за слабости движущего им нравственного импульса, то, очевидно, нужно искать нечто такое, что могло бы одновременно и придать твердость нашей воле, и окрылить мысль. Только вот кто может взять на себя смелость a priori решать подобные вопросы?..
К счастью, в этом нет необходимости. Раз уж "мыслящая элита", поисками которой мы озаботились, не существует в качестве чего-то непосредственно наличного, то принципом её формирования все же должно стать ДЕЙСТВИЕ, некоторое общее движение, направленное ВОВНЕ, если угодно, порыв или поток, втягивающий в себя материю благодаря концентрации давления на фронте. Изначально, разумеется, это действие должно быть также лишь мыслью, но получить необходимую твердость, внутреннюю сосредоточенность эта мысль может только от своего предмета, полагаемого в его предельной общности. Если от абстрактного вопроса "Что делать" мы продвинулись к другому, более конкретному, а именно - "КТО будет это делать?", и в ответе на последний дошли до простого ответа "МЫ САМИ И НИКТО ДРУГОЙ", то, столкнувшись опять с отчужденной властью, действовать не позволяющей, мы все же должны найти способ выдвинуть ей такое требование, которое уже не ожидало бы пассивно её благосклонности, а и в самом деле вдруг зацепило бы её в том вакууме, в котором она от нас скрывается. И из всех пожеланий, которые можно ей высказать, следовало бы оставить только то, которое было бы соизмеримо лишь действительности в целом и благодаря этому пробуждало бы позитивную природу власти как таковой, подобно всё нарастающей силы магниту вытягивая и вырывая эту сущность из отчуждения, в котором она находится.
Сложно ли это осуществить? - вообще говоря, почти невозможно (как это и должно выглядеть). Но ведь, с другой стороны, высказанный выше пессимистический взгляд на состояние умов
в нашем отечестве обосновывается лучше всего тем фактом, что ответ на вопрос "Что делать?" на самом деле ВСЕ ЗНАЮТ. Он получается в результате буквально одноходового умозаключения, имеющего предпосылкой самые очевидные факты и обстоятельства нашего общего существования. Только вот принять и, что называется, взять на вооружение этот самый простой, диктуемый здравым смыслом и всеобщим опытом человечества вывод, открывающий для нас единственный путь к спасению страны, не позволяют поддерживающие друг друга косность мышления и нравственная расслабленность, СТРАХ перед любым настоящим действием и связанной с таковым всегда ответственностью. Что ж, в ответ на это остаётся попробовать прямо сформулировать указанный вывод, попытавшись дезавуировать те осознаваемые или нет примитивные уловки, при помощи которых наше обчественное сознание пытается от него уклониться.
3
В действительности, если уж говорить о помянутых выше благих намерениях, то в них практически никогда не бывает недостатка. Даже взгляд на наших карикатурных властителей последенего десятелетия вполне подтверждает известную истину психологии власти: оказавшись "наверху", человек так или иначе начинает искать самооправдания в действиях, воспринимаемых им самим как объективно "правильные", направленные к настоящему благу. И даже если в нашем случае наряду с показной заботой о делах государства совершаются порой деяния, заставляющие давно всё понявших людей вновь внутренне содрогнуться от мысли "они впрямь хотят всё уничтожить", то всё же нельзя не заметить настоящей увлеченности тех же товарищей суетой вокруг "нацпроектов", антикризисных (противопожарных) мер или, наконец, "модернизации". Психология эта понятна, но что же заставляло некоторых не вполне невменяемых, как кажется, и даже стоящих как бы несколько поодаль от Кремля наблюдателей всё же словечко это ("модернизация") произносить всерьёз? Неужели они думают, что для хотя бы минимального продвижения в этом направлении достаточно кукурузно-айфонного энтузиазма одного или двух начальствующих субъектов, даже если считать таковой энтузиазм подлинным?
Конечно, дабы оценить реальные перспективы такого движения, вполне достаточно, например, одного репортажа центрального телеканала, показавшего, как выглядит через год после обошедшегося в сто с лишним миллионов долларов ремонта шестикилометровый участок дороги от магистрали к пресловутому Сколково. Но людям, претендующим на наличие у них способностей к анализу, следовало бы прежде всего спросить: а каковы вообще реальные и объективные ПОЗИТИВНЫЕ предпосылки осуществления благодетельных перемен? Почему для нас переход к "модернизации" вдруг стал более актуален, чем для какой-нибудь Нигерии, и что, во всяком случае, мешало произвести разного рода диверсификации, реструктуризации и нанотехнологизации прежде? Плоха была власть, у неё хватало желания, или же просто-напросто упования в бОльшей мере соизмерялись с действительностью, в которой и никаких других желающих напрягаться ради идеальных целей также не было?
Что ж, можно предположить, что, задав такие вопросы, всякий автоматически получал бы и ответ на них, разрешающий сомнения a priori и побуждающий, во всяком случае, отказаться от дорогостоящих экспериментов и начать с наведения элементарного порядка в государстве. Но если в данном случае велика вероятность того, что речь с самого начала шла лишь о новом способе распила бюджетных денег, то у нас ведь есть и другой пример, где благие намерения были несомненно таковыми. Это, конечно, явившаяся исходным пунктом всех наших злоключений "перестройка", которая изначально понималась также как именно модернизация скорее китайского типа - ведь в числе вождей её наблюдались деятели вроде товарища Лигачёва. А перейти к реформе политической системе и общей "демократизации" Горбачёву пришлось, как это описывают инсайдеры, только потому, что, несмотря на неограниченную личную власть и наличие отлаженного, работающего в целом государственного аппарата ему катастрофически не хватало людей, которые были бы действительно заинтересованы в "интенсификации" и вкладывали бы в это дело энергию личного участия.
Для нас здесь интересно то, что без особого труда найденный Горбачёвым для его "реформ" простой и чересчур универсальный движущий принцип в настоящий момент как раз и оказывается силой, напротив, "модернизацию" делающей невозможной. Потому как сегодня государственный аппарат, на который приходится уповать, не просто парализован. Он, собственно говоря, вполне себе движется, только вот позитивный принцип такого движения совпадает с тем, что давно вращает колеса всей общественной системы в направлении, от "модернизации" очень далёком. Аппарат коррумпирован, куплен на корню, а тем, кто его купил, то есть сырьевым монополиям и сформировавшемуся вокруг них паразитическому "бизнесу" вообще, "модернизация" не нужна и опасна. В обоих случаях всё решает одна и та же сила, тотальным образом удерживающая всё наше общество извне и изнутри: власть денег.
И мы видим, таким образом, что принцип ЧАСТНОГО ИНТЕРЕСА, легитимизированный Горбачёвым дабы скорее извне придать импульс застывшему в бессилии перед поставленными идеальными целями госаппарату, - что этот принцип в своём неограниченном господстве, то есть проникнув во власть также и изнутри, приводит её и вместе с ней всё общество к параличу ещё более тяжелому и безнадёжному именно благодаря заключённой в нём энергии. Он не просто сковывает благонамеренные устремления, как это якобы делал пресловутый советский бюрократический аппарат. Он активно подхватывает любые попытки что-либо предпринять, оседлывает их и превращает в очередную разрушительную лавину, обрушивающуюся на общество.
Стало быть, именно сейчас, в эпоху появления, как утверждают некоторые, нового горбачевизма, а также быстрого краха последнего, круг замкнулся. Реформаторские устремления власти во всех её обличьях окончательно уперлись в невозможность для них найти опору в реальной общественной силе, способной производить изменения не только виртуальные. И это, во-первых, делает нелепыми любые надежды на приход к власти тем или иным путём "правильных" сил. Пора уж осознать наконец, что кто бы ни сидел "наверху" и какие приказания ни отдавал бы он формально подчиняющимся ему структурам, это ни в малейшей мере не сможет преодолеть волю десятков миллионов людей, глубочайшим образом вовлечённую в уже существующую систему отношений (даже если она им субъективно не нравится), и переориентировать их на тяжёлую повседневную работу по изменению обладающих весьма заметной способностью к сопротивлению условий их существования. Сейчас быссмысленно пытаться "взять" власть: "брать" тут нечего, а говорить можно лишь о том, чтоб её СОЗДАТЬ, поскольку вся история последних десятилетий есть по сути именно история всё возрастающего бессилия и самоуничтожения власти как таковой. Самоуничтожения, ныне подошедшего к своему предельному пункту.
Ну, а во-вторых, мы имеем основания, вернувшись к истокам, повторить поставленный выше между делом вопрос о позитивных предпосылках "модернизации" уже по отношению к самим горбачевским "реформам". Были ли вообще какие-либо основания полагать, что желание сделать "как лучше" в данном случае не вымостит собой дорогу в известном, "каквсегдашнем" направлении? Вопрос этот, как ни странно, звучит достаточно свежо: он по существу никогда никем не обсуждался, поскольку считалось, что в принципе нашего чисто потребительского желания "жить достойно" и "быть свободными" вполне достаточно для достижения любых целей. В связи с этим вспоминается уверенность старых советских руководителей, бросавших всё новые миллиарды на "оборонку", в том, что "социализм всё выдержит": обе установки имеют на самом деле одну и ту же природу. Только вот во втором случае подобное убеждение было, пожалуй, поосновательней: ведь если мы до сих пор живём в более-менее цивилизованных условиях, это означает, что "социализм", в некотором смысле, выдержал по крайней мере уже двадцать лет "реформ".
Что же касается последних, то ведь само понятие реформы предполагает способность инициирующего таковую субъекта возвыситься над непосредственно наличным состоянием общества, располагая, во-первых, поддержкой реальных общественных сил, чьё осознанное стремление к новому порядку должно было вызреть и перейти к самоорганизации в рамках порядка старого, а главное, во-вторых, идеальным ресурсом авторитета, подчиняющего принципу ВСЕОБЩЕГО БЛАГА противостоящие друг другу частные интересы ради осуществления осмысленного же перехода из некоторого конкретного "откуда" в некоторое конкретное "куда", восстанавливающее, в том числе и, баланс интенресов на новом уровне.
И легко понять, что, с одной стороны, изначально в СССР никаких общественных групп, осознанно стремящихся к "преобразованиям", не было и в помине (если, конечно, не считать кухонных диссидентов и армянских цеховиков, плюс торгующий тюльпанами Чубайс), а что касается конкретного проекта осмысленных действий, способного подчинить себе и консолидировать конфликтующие интересы, то тут ведь отсутствовало представление не только о "куда" (выродившееся в итоге просто в образ потребительского рая), но и об "откуда". Надо ли удивляться, что здесь в результате оказался упразднён, во-первых, ОБЪЕКТ реформ как некоторая структурированная реальность, десятилетиями аккумулировавшая так или иначе осмысленность, если угодно, негэнтропию, сведённый к хаотичной совокупности материальных предметов и лишённых характеристик индивидуальных деятелей; во-вторых же - разве не закономерно, что и СУБЪЕКТ преобразований, непосредственно отождествивший вверенный ему принцип общего блага с абстракцией частного интереса вообще, растворил себя в стихии конкретных частных интересов, перейдя к "реформированию" посредством залоговых аукционов?
Как бы то ни было, мы можем раз и навсегда сделать вывод о том, что на самом деле у нас нет никаких оснований называть происходящее в нашей стране в последнюю четверть века "реформами", а рассматривать этот процесс следует просто как самопроизвольный распад советской системы, постепенно исчерпывающий накопленный последней ресурс внутренней упорядоченности, причём по привычке рассматриваемая нами как субъект ответственности центральная администрация в действительности представляет собой лишь подчинённый фактор в этом саморазрушении общественного организма. И если, как было сказано уже в начале, объективной логике подобного распада может противостоять лишь нечто как бы ИДЕАЛЬНОЕ, лишь СОЗНАНИЕ мыслящей и ответственной части общества, полагающее альтернативу, то не естественно ли заключить, что РЕАЛЬНУЮ действенность такое сознание должно обрести благодаря, во-первых, последовательному отрицанию исходного принципа всего завершающего свой цикл кактастрофического развития, а именно - идеи "реформ", использующих в качестве движущего принципа лишь частный интерес как таковой и в результате извращающих природу власти? Ну, а во-вторых - не благодаря ли утверждению ОБЩЕГО интереса как чего-то противоположного всему содержанию "реформ" наша мысль может добраться до конкретных указаний к действию, способных убедить и мобилизовать всё общество?
4
В действительности целостность общественного организма всегда определяется исключительно идеальными принципами. Из частных интересов, всегда противостоящих друг другу, выстроить ничего нельзя. Здравый смысл тут не обманывает нас. Всякому ведь интуитивно ясно, что в какую конфигурацию не выстраивай заряженные положительным электричеством (и потому взаимно отталкивающиеся) шарики, они всё равно будут разлетаться в стороны, пока их не удержит извне иная по природе сила. Совершенно аналогично дело обстоит и с "интересами". Только поскольку для общества нет чисто внешних сил, способных обеспечить интеграцию, свободное по своей идее сознание людей должно быть некоторым образом изнутри проникнуто примиряющей и объединяющей энергией. Такую энергию, или силу, как уже упоминалось, лучше всего назвать "верой". Содержание веры в её, так сказать, социальном аспекте, вообще говоря, и вправду всегда очень мало отличалось от простого утверждения "всего хорошего" в противовес "всему плохому". Но есть серьёзные основания полагать, что всё историческое развитие с его жестокими кризисами, сопровождающимися гибелью государств и цивилизаций, имело все же своей внутренней целью именно постепенное выявления всё новых нюансов "хорошего", каждый раз заново придающих вере действенность.
Однако если стремительное развитие НАШЕГО кризиса, для которого мы не хотим, чтоб он окончился гибелью НАШЕЙ цивилизации, слишком уж решительно требует от нас веры непосредственно действенной, то не следует ли нам начать с простого, абстрактно-стоического полагания самого принципа ВСЕОБЩЕГО БЛАГА вопреки его беспардонному поруганию в окружающей нас действительности? Ведь утверждающие его и открывающие путь к его дальнейшей конкретизации действия даже слишком очевидны.
В самом деле, если вся болтовня о "модернизации" полностью обесценивается фактом господства ТОТАЛЬНОЙ КОРРУПЦИИ, то, очевидно, с последней необходимо что-то радикальное сделать. Но вот что - этого в ходе прошедшей некоторое время назад волны дискуссий на эту тему никто ни разу даже не попытался сформулировать. Почему? - именно потому, что все знают ответ. Если коррупция вообще есть порча государственного аппарата посредством подчинения его власти денег, то в нашем случае коррупции беспредельной мы встречаем ВСЕВЛАСТИЕ ДЕНЕГ в отношении не только государства, но и всего общества. И победить это ВСЕВЛАСТИЕ эволюционным путём заведомо невозможно: любое направленное к тому действие будет просто лишено точки опоры, почва очень быстро уйдёт из под ног борцов, даже взявшихся за дело всерьёз. Тут уместно вспомнить Мюнхгаузена, вытаскивающего себя за волосы из болота. Вывод очевиден, он легко формулируется по аналогии известным с цинично-жизнерадостным тезисом "народ победить нельзя, его можно только уничтожить": для победы над коррупцией и восстановления дееспособности государственного аппарата необходимо УНИЧТОЖИТЬ ВЛАСТЬ ДЕНЕГ как таковую.
Но, далее, если говорить о позитивной части соответствующей программы, то начать следует, очевидно, даже с упрощённой формы того вывода, который выше был представлен как результат некоторого системного рассмотрения. Пожалуй, больше всего здесь подходят простые слова, которые с глубокой серьёзностью и тревогой произнёс в телевизионной дискуссии незадолго до своей безвременной кончины единственный, быть может, честный политик страны - Виктор Илюхин: проводившиеся в последние десятилетия "РЕФОРМЫ" ПОЛНОСТЬЮ ПРОВАЛИЛИСЬ. Сейчас, в дни двадцатилетия "победы демократии", мы совершенно ясно видим, что "преобразования" не только не дали ровным счетом никаких положительных результатов. Нет, мы просто-напросто и при всем желании не можем обнаружить ничего обнадёживающего, ни малейшего проблеска, света в конце туннеля, чего-либо такого, что позволило бы предполагать, что характер развития в будущем будет отличаться от того, что мы наблюдали прежде. В то время, как ресурс прочности всех институтов цивилизации, от школьного образования до нефтяной трубы, исчерпывается одновременно с постепенным износом произведённых в СССР авиалайнеров, все упования оказываются связаны лишь с тем, что пресловутый конец света 2012 года не обратится предсказываемым многими крахом американской и мировой экономики, на целые десятилетия обесценивающим наше единственное богатство - нефть и газ - в десятки раз. И более того, мы также видим, что и попытки ответить на очевидный уже для всех вызов на основе принципа "ещё больше реформ" мгновенно оказываются парализованными, сводясь к простому "ещё больше воровства": сами по себе весьма хилые конструктивные устремления тонут в хаосе конкурирующих частных интересов.
Таким образом, даже если, с одной стороны, отвлечься от содержания реформ, мы должны заключить: любая программа дальнейших действий должна предусматривать восстановление некоторой упорядоченной основы, предшествующей активностью реформаторов до конца не уничтоженной. Хаос нельзя реформировать никак, и, раз уж "преобразования" зашли в тупик, опору для продвижения следует искать, отматывая назад. Если новые стены здания разъезжаются вкривь и вкось, в определённый момент строительство должно вернуться к старому фундаменту.
Но коль скоро, с другой стороны, сам исходный движущий, энергетический принцип "реформ" - "частная инициатива" - как раз и оказывается закручен в систему пронизывающей иерархию власти положительной обратной связи, продуцирующей хаос и разрушение, мы уже не можем уклониться от заключения: единственным выходом в сложившейся ситуации является ПОЛНЫЙ ОТКАТ всего процесса "преобразований", восстанавливающий ИСХОДНЫЙ ПУНКТ последнего, а именно - административную систему государственного управления экономикой и социальной сферой, "единый народнохозяйственный комплекс", а также необходимые политические институты. Чтобы сдвинуть дело с мёртвой точки, мы должны не просто реализовывать благие пожелания, а прежде всего собрать воедино все экономические и политические основания существующего порядка и одним решительным жестом ликвидировать их, введя в действие их укзанную альтернативу. Альтернативу реальную и в силу этого ЕДИНСТВЕННО реальную в смысле осуществления действительно изменяющего ситуацию разрыва непрерывности постепенно увлекающей нас в бездну эволюционной деградации.
5
Заключение это, хотя и имеет уже неплохие шансы набрать порядка девяноста рейтинговых процентов в среде обычной аудитории общественно-политических телевизионных программ, тем не менее должно встретить, несомненно, ещё более активное аллергическое отторжение со стороны не только профессиональных политических деятелей, но и "экспертного сообщества", таковых обслуживающего (хоть и претендующего на способность рассуждать независимо). Даже те, кому, казалось бы, сам бог велел все прошедшие двадцать лет кричать об этом на всех углах (ибо соответствующие цели предписываются им их номинальной идеологической ориентацией), - даже они, услышав этот вывод, едва ли успеют спрятать выступившую в первый момент на их физиономиях кислую мину. Ясно, что дело тут и в том, что в сложившейся политической системе выжить могли только заведомые трусы и конформисты, готовые, впрочем, промямлить некоторые, слава богу, невыполнимые радикальные пожелания (вроде предложения произвести "нацинализации минеральных ресурсов"), но как огня боящиеся необходимости отвечать на определённо поставленные вопросы и брать на себя ответственность. Конечно, далее, у нас сохраняется тотальное господство введённой Горбачёвым моды, императивно требующей от всех публичных деятелей оставаться "цивилизованными", "прогрессивными" и приверженными "общечеловеческим ценностям" вплоть до того момента, когда уже и родная мать будет принесена этим "ценностям" в жертву. Разумеется, наконец, что глубокое отторжение вызывает и само по себе просматривающееся тут на заднем плане требование просто-напросто начать вообще работать, что-то делать конкретное, а не сотрясать воздух. Но мы можем уже пойти дальше и спросить: а не потому ли конкретная идеология не помогает её формальным носителям… Продолжение »